Неточные совпадения
Вронский еще раз окинул взглядом прелестные, любимые
формы лошади, дрожавшей всем
телом, и, с трудом оторвавшись от этого зрелища, вышел из барака.
Стремительность же вперед была такова, что при каждом движении обозначались из-под платья
формы колен и верхней части ноги, и невольно представлялся вопрос о том, где сзади, в этой подстроенной колеблющейся горе, действительно кончается ее настоящее, маленькое и стройное, столь обнаженное сверху и столь спрятанное сзади и внизу
тело.
«Все это условно, все относительно, все это одни только
формы, — подумал он мельком, одним только краешком мысли, а сам дрожа всем
телом, — ведь вот надел же!
—
Тело. Плоть. Воодушевлена, но — не одухотворена — вот! Учение богомилов — знаете? Бог дал
форму — сатана душу. Страшно верно! Вот почему в народе — нет духа. Дух создается избранными.
Тося окутана зеленым бухарским халатом, на ее ногах — черные чулки. Самгин определил, что под халатом, должно быть, только рубашка и поэтому
формы ее
тела обрисованы так резко.
Начал он рисовать фигуру Марины маленькой, но постепенно, незаметно все увеличивал, расширял ее и, когда испортил весь лист, — увидал пред собой ряд женских
тел, как бы вставленных одно в другое и заключенных в чудовищную фигуру с уродливыми
формами.
Они мечтали и о шитом мундире для него, воображали его советником в палате, а мать даже и губернатором; но всего этого хотелось бы им достигнуть как-нибудь подешевле, с разными хитростями, обойти тайком разбросанные по пути просвещения и честей камни и преграды, не трудясь перескакивать через них, то есть, например, учиться слегка, не до изнурения души и
тела, не до утраты благословенной, в детстве приобретенной полноты, а так, чтоб только соблюсти предписанную
форму и добыть как-нибудь аттестат, в котором бы сказано было, что Илюша прошел все науки и искусства.
Старцев думал так, и в то же время ему хотелось закричать, что он хочет, что он ждет любви во что бы то ни стало; перед ним белели уже не куски мрамора, а прекрасные
тела, он видел
формы, которые стыдливо прятались в тени деревьев, ощущал тепло, и это томление становилось тягостным…
Это
тело, может быть, обещало
формы Венеры Милосской, хотя непременно и теперь уже в несколько утрированной пропорции, — это предчувствовалось.
Нижний храм, иссеченный в горе, имел
форму параллелограмма, гроба,
тела; его наружность представляла тяжелый портал, поддерживаемый почти египетскими колоннами; он пропадал в горе, в дикой, необработанной природе.
Тело человека есть прежде всего
форма, а не материя.
Я заинтересовался и бросился в дом Ромейко, в дверь с площади. В квартире второго этажа, среди толпы, в луже крови лежал человек лицом вниз, в одной рубахе, обутый в лакированные сапоги с голенищами гармоникой. Из спины, под левой лопаткой, торчал нож, всаженный вплотную. Я никогда таких ножей не видал: из
тела торчала большая, причудливой
формы, медная блестящая рукоятка.
Задача индивидуума и вселенной в том, чтобы излечиться от болезни, очистить свое
тело, подготовить плоть к вечности, а не в том, чтобы ждать естественного перехода в другие
формы существования и надеяться на отделение души от
тела путем смерти.
Плоские головки их ромбовидной
формы, пестрый рисунок на
теле, короткие шеи и хвосты и злобное выражение глаз с щелевидными зрачками указывали на то, что все это были ядовитые змеи.
начальник губернии опять при этом прослезился, но что привело его в неописанный восторг, это — когда Пиколова явилась в костюме сумасшедшей Офелии. Она, злодейка, прежде и не показалась ему в этом наряде, как он ни просил ее о том… Начальник губернии как бы заржал даже от волнения: такое впечатление произвела она на него своею поэтическою наружностью и по преимуществу еще тем, что платье ее обгибалось около всех почти
форм ее
тела…
— По моему мнению, — начал он неторопливо, — для человеческого
тела существуют две
формы одежды: одна — испанский колет, обтягивающий все
тело, а другая — мешок, ряса, которая драпируется на нем. Я избрал последнюю!
Красный альбом не представлял ничего особенного, потому что состоял из самых обыкновенных фотографий во вкусе старых холостяков: женское
тело фигурировало здесь в самой откровенной
форме. В синем альбоме были помещены карточки всевозможных женщин, собранных сюда со всего света.
— Вы растолковали мне, — говорил Александр, — теорию любви, обманов, измен, охлаждений… зачем? я знал все это прежде, нежели начал любить; а любя, я уж анализировал любовь, как ученик анатомирует
тело под руководством профессора и вместо красоты
форм видит только мускулы, нервы…
Форма одежды визитная, она же — бальная: темно-зеленоватый, длинный, ниже колен, сюртук, брюки навыпуск, с туго натянутыми штрипками, на плечах — золотые эполеты… какая красота. Но при такой
форме необходимо, по уставу, надевать сверху летнее серое пальто, а жара стоит неописуемая, все
тело и лицо — в поту. Суконная, еще не размякшая, не разносившаяся материя давит на жестких углах, трет ворсом шею и жмет при каждом движении. Но зато какой внушительный, победоносный воинский вид!
— Не послушался — и проиграл! А жаль Эюба, до слез жаль! Лихой малый и даже на турку совсем не похож! Я с ним вместе в баню ходил — совсем, как есть, человек! только
тело голубое, совершенно как наши жандармы в прежней
форме до преобразования!
Черная бархатная жакетка ловко обрисовывала его
формы и отлично оттеняла белизну белья; пробор на голове был сделан так тщательно, что можно было думать, что он причесывается у ваятеля; лицо, отдохнувшее за ночь от вчерашних повреждений, дышало приветливостью и готовностью удовлетворить клиента, что бы он ни попросил; штаны сидели почти идеально; но что всего важнее: от каждой части его лица и даже
тела разило духами, как будто он только что выкупался в водах Екатерининского канала.
Политическая благонадежность обывателей безусловно хороша, чему много способствует неимение в селе школы. О
формах правления не слышно, об революциях известно только одно: что когда вводили уставную грамоту, то пятого человека наказывали на
теле. Основы защищать — готовы.
Но не говоря уже о грехе обмана, при котором самое ужасное преступление представляется людям их обязанностью, не говоря об ужасном грехе употребления имени и авторитета Христа для узаконения наиболее отрицаемого этим Христом дела, как это делается в присяге, не говоря уже о том соблазне, посредством которого губят не только
тела, но и души «малых сих», не говоря обо всем этом, как могут люди даже в виду своей личной безопасности допускать то, чтобы образовывалась среди них, людей, дорожащих своими
формами жизни, своим прогрессом, эта ужасная, бессмысленная и жестокая и губительная сила, которую составляет всякое организованное правительство, опирающееся на войско?
Форма движения получается самая неуклюжая, как у человека, у которого одна половина
тела разбита параличом.
Лежала она вверх грудью, подложив руки под голову; распущенные тёмные волосы её, сливаясь с чёрным блеском лака, вросли в крышку; чем ближе она подвигалась к столу, тем более чётко выделялись
формы её
тела и назойливее лезли в глаза пучки волос под мышками, на животе.
Части человеческого
тела, как и всякого живого организма, постоянно возрождающегося под влиянием своего единства, находятся между собой в теснейшей связи, так что
форма одного члена зависит от
форм всех остальных и, в свою очередь, они зависят от нее.
В-третьих, странно говорить, что и в совершенно непрозрачных
телах мы видим только поверхность, а не самый предмет: воззрение принадлежит не исключительно глазам, известно, что в нем всегда участвует припоминающий и соображающий рассудок; соображение всегда наполняет материей пустую
форму, представляющуюся глазу.
Скульптура изображает
формы человеческого
тела; все остальное в ней аксессуар; потому и будем говорить о том только, как она изображает человеческую фигуру.
За спинами у них хаотически нагромождены ящики, машины, какие-то колеса, аристоны, глобусы, всюду на полках металлические вещи разных
форм, и множество часов качают маятниками на стенах. Я готов целый день смотреть, как работают эти люди, но мое длинное
тело закрывает им свет, они строят мне страшные рожи, машут руками — гонят прочь. Уходя, я с завистью думаю...
Дальнейшее развитие духа было необходимым шагом вперед, но оно не могло иначе быть, как на счет плоти,
тела,
формы: оно было выше, но должно было пожертвовать античной грацией.
Ноги и
тело у него были безупречные, совершенных
форм, поэтому он всегда спал стоя, чуть покачиваясь вперед и назад. Иногда он вздрагивал, и тогда крепкий сон сменялся у него на несколько секунд чуткой дремотой, но недолгие минуты сна были так глубоки, что в течение их отдыхали и освежались все мускулы, нервы и кожа.
Кисть невольно обращалась к затверженным
формам, руки складывались на один заученный манер, голова не смела сделать необыкновенного поворота, даже самые складки платья отзывались вытверженным и не хотели повиноваться и драпироваться на незнакомом положении
тела.
Тени плавают, задевают стебли трав; шорох и шёпот вокруг; где-то суслик вылез из норы и тихо свистит. Далеко на краю земли кто-то тёмный встанет — может, лошадь в ночном — постоит и растает в море тёплой тьмы. И снова возникает, уже в ином месте, иной
формы… Так всю ночь бесшумно двигаются по полям немые сторожа земного сна, ласковые тени летних ночей. Чувствуешь, что около тебя, на всём круге земном, притаилась жизнь, отдыхая в чутком полусне, и совестно, что
телом твоим ты примял траву.
Дочь была белокурая, чрезвычайно белая, бледная, полная, чрезвычайно короткая девушка, с испуганным детским лицом и очень развитыми женскими
формами. Отец Сергий остался на лавочке у входа. Когда проходила девушка и остановилась подле него и он благословил ее, он сам ужаснулся на себя, как он осмотрел ее
тело. Она прошла, а он чувствовал себя ужаленным. По лицу ее он увидал, что она чувственна и слабоумна. Он встал и вошел в келью. Она сидела на табурете, дожидаясь его.
Но она уже оставила его и, по-мужски загребая руками, плыла к берегу. Там, ловко взобравшись снова на баркас, она стала на корме и, смеясь, смотрела на Якова, торопливо подплывавшего к ней. Мокрая одежда, пристав к ее
телу, обрисовывала его
формы от колен по плечи, и Яков, подплыв к лодке и уцепившись рукой за нее, уставился жадными глазами на эту почти голую женщину, весело смеявшуюся над ним.
Мы наверное знаем, что
тело оставляется тем, что живило его, и перестает быть отделенным от вещественного мира, соединяется с ним, когда в последние, предсмертные минуты духовное начало оставляет
тело. О том же, переходит ли духовное начало, дававшее жизнь
телу, в другую, опять ограниченную,
форму жизни или соединяется с тем безвременным, внепространственным началом, которое давало ему жизнь, мы ничего не знаем и не можем знать.
Эта внутренняя
форма, осуществляющаяся в духовном
теле, остается недоступной нашему теперешнему опыту, скованному реальной пространственностью мира.
И то, что мы в мире дальнем познаем как стремление каждого земного существа к своей идее, как эрос творчества, муку и тревогу всей жизни, то в мире умопостигаемом, «в небе», есть предвечно завершенный блаженный акт, эротическое взаимопроникновение
формы и материи, идеи и
тела, духовная, святая телесность.
«Зла нет и в
теле, ибо безобразие и болезнь есть недостаток
формы и отсутствие порядка» (IV, 27) [Ср. там же.
Положительная же ориентация христианства в вопросах общественности исчерпывается началами этики, между тем одна только этика отнюдь не выражает собой религиозного понимания вопроса (как геометрия, имеющая дело только с
формою, не удовлетворяет потребности в целостном познании
тела).
Духовная телесность не связана пространственностью [Даже расширение опыта в сторону оккультизма дает уже преодоление пространственности: «астральное»
тело не связано пространством, на чем основана возможность «астрального выхождения», появления двойников и разные телепатические явления.], как границей, а потому внешняя
форма должна уступить здесь
форме внутренней, однако же ощутимой и осуществляемой образно и телесно.
С другой стороны, «она не имеет ни
тела, ни
формы, ни образа, ни качества, ни количества, ни массы; она не имеет места, не видится, не доступна чувственному восприятию; не чувствуется и не ощутима, не имеет нестройности и смятения вследствие материальных влечений, не немощна вследствие чувственных порывов, не нуждается в свете, не знает перемен, разрушения, разделения, лишения, растяжения, ничего другого из области чувственных вещей.
Из этой взаимоограниченности возникает внешняя
форма любого
тела, как ограниченная область его бытия.
Так именно, «куда-то порываясь и дрожа молодыми, красивыми
телами», зовут к себе друг друга люди-жеребцы и люди-кобылы в зверином воображении нынешних жизнеописателей. Но для Толстого любовь человека — нечто неизмеримо высшее, чем такая кобылиная любовь. И при напоминающем свете этой высшей любви «прекрасный и свободный зверь» в человеке, как мы это видели на Нехлюдове, принимает у Толстого
формы грязного, поганого гада.
Она имеет положительное значение, когда вечными началами признается свобода, справедливость, братство людей, высшая ценность человеческой личности, которую нельзя превращать в средство, и имеет отрицательное значение, когда такими началами признаются относительные исторические, социальные и политические
формы, когда эти относительные
формы абсолютизируются, когда исторические
тела, представляющиеся «органическими», получают санкцию священных, например монархия или известная
форма собственности.
Дух сообщает
форму душе и
телу и приводит их к единству, а не подавляет и не уничтожает.
Форма человеческого
тела есть уже победа духа над природным хаосом.
Иезуитизм утверждает новую
форму аскезы, аскезу воли, а не
тела.
Поэтому ни в какой столице мира (не исключая и Парижа) не происходит такой беспрерывной и несмолкаемой игры в забавные похождения и всякие
формы эротизма, половой распущенности и торговли своим грешным
телом — и вовсе не в одной сфере проституции, а во всех классах общества.
Еще далее от себя, за животными и растениями, в пространстве и времени, человек видит неживые
тела и уже мало или совсем не различающиеся
формы вещества. Вещество он понимает уже меньше всего. Познание
форм вещества для него уже совсем безразлично, и он не только не знает его, но он только воображает себе его, — тем более, что вещество уже представляется ему в пространстве и времени бесконечным.